Мы находимся здесь, 
чтобы внести свой вклад
в этот мир.
А иначе зачем мы здесь? Стив Джобс

Я знаю, небо становится....


«Я знаю: Небо становится ближе
с каждым днём…»
Б.Г.

А для меня – всё дальше Небеса,
всё больше пыли надувает время.
и где звенело золотое стремя –
на пепелище высохла роса.

Я вслед кричу и возвращаю миг,
И не могу вернуть его, и плачу.
Зову не пресловутую удачу,
а волю вызволяю из вериг,
из плена тишины – редчайший звук,
из плена мглы – луч золотого света…
Понять пытаюсь: повернула где-то
не так, и не на тот открыла стук…

А Небеса – всё дальше, выше, чище.
Всё строже звезд далекие огни
вещают: «Во Вселенной мы одни.
А вы – трава на старом пепелище».

И я, трава, не поднимая глаз,
прошу звезду скатиться мне в ладони,
чтоб ожили стреноженные кони,
застывшие, забытые – хоть раз.

Я помню, что бывают Небеса
отзывчивы, близки, доступны взгляду.
Я даже знаю, как молиться надо…
Но: горяча на угольях роса.

И холодна далекая звезда.
И одиноко стелется дорога
за горизонт, где много-много-много
чудес, и белоснежны города,
сады в цвету – как сон благоухают,
и облака спускаются к ветвям,
и по утрам над реками туман,
который все невзгоды разгоняет…

Не потому ль так Небо далеко,
что мы идем под ним не той дорогой,
и, зная, как чудес на свете много,
мы чуда требуем, как зрелища, легко?


12/08/2007
«Зачем ангелы живут среди людей?..»
Достоевский

Не для того, чтоб удивить,
Не для того, чтоб растревожить,
И не затем, чтоб сделать строже,
они проходят меж людьми…

Они так созданы: не быть
и не светить средь нас не могут.
Всего-то: им дано в дорогу
дух, два крыла, свеча и нить.

Всего-то: им любить дано
всех грешных, суетных, кричащих,
благ не приемлющих, и чаще
всего – стремящихся на дно.

Всего-то: им приказ – спасать
всех утопающих в трясине –
посильно или непосильно,
и благодарности не ждать.

Всего-то: этих крыльев взмах –
и свет вокруг, и души чище…
И вновь дороги, пепелища,
и поиск истины впотьмах,

Блужданье средь болящих душ,
метанья средь людских пороков,
и встреча с братом ненароком
в свирепстве петербургских стуж.

В конце пути – свечи огарок,
и Альпы в дымке золотой,
И – или свет над головой,
иль слово доброе в подарок
от старой женщины, душой
узнавшей ангела по взгляду,
сумевшей мир его принять
как истину и благодать,
как чудо, вспыхнувшее рядом.


23/06/2003

Какая блажь – с ума сойти.

Какая блажь – с ума сойти,
достигнув мудрости земной.
И, посмеявшись над собой,
с собой расчет произвести.

И, расплатившись по счетам,
уйти на дно своей души.
И, поселившись в той глуши,
прощать врагов и верить снам.

От блажи до блаженства – шаг
длиною в бездну между скал.
Найдя вдруг то, что не искал,
прости в себе скрещенье шпаг.

Стальные разомкни клинки,
смирившись с миром и с собой. –
И будет день прекрасен твой,
и будут сны твои легки.


1994

Развернулось небо, расплескалось.

Развернулось небо, расплескалось.
Я под небом – малая частица,
с высоты невидимая малость,
на земле – мельчайшая крупица.

Расплескалось небо облаками,
смотрит в душу, требует очнуться
от безвольных приступов печали,
и в рассвет, как в реку, окунуться.

Требует любви и покаянья.
Обещает не златые горы –
а наполнить чашу ожиданья
каплями, крупицами простора.

Пролетел по небу птицей красной
луч рассвета, звоном окрыленный,
и успел сказать: «ты не напрасна
на земле на этой тихой, сонной,

На земле разбуженной, тревожной,
виноватой, кающейся, грешной
быть случайным гостем невозможно,
но гостить достойно – неизбежно».

Луч рассвета, окрыленный звоном,
пролетел по небу красной птицей.
Счастье – в мире, небом окруженном,
быть такою малою частицей.


24/04/1995

Россия.

Россия – это слёзы на ветру,
и тихие огни за поворотом,
и белый конь, что рано поутру
пьёт из реки, наполненной восходом.

На тонких ветках тихая печаль,
окрашенная осенью во злато,
и полное отчаянья «прощай»
птиц, улетающих в далекое куда-то.

Россия – это узкая тропа
всё время в гору, вверх и по беспутью,
И мудрые спокойные слова,
до сердца доходящие и сути.

И поле, что окрашено пургой
в цвет мудрости, цвет знания простого,
что коль земля дарована судьбой –
то грех искать веселия иного,

чем радость необъятной высоты,
до неба достающей перезвоном.
За век веселья не отдать тот миг,
который русское вмещает слово.

Россия – это слезы и печаль,
и смех над глупостью, что мнит себя царицей,
На ста ветрах горящая свеча,
еще раз не подстреленная птица.

Короткий век кончается опять.
Час предрассветный бесконечно длится.
Так как же тебя утром величать,
княгиня в одеяньях небылицы?


1996

Солярис.

Нас мучает память, нас совесть тиранит.
Нас время рассудит. Ошибки исправят
другие какие-нибудь поколения.
Но мы – не поленья, нет, мы – не поленья,
мы – угли живые на фоне столетий,
мы – мудрой Вселенной заблудшие дети.

Но здесь мы – цари, а порой – великаны.
В руках наших – звезды, у ног – океаны.
Весь опыт растаявших цивилизаций
для нас не наследство – музейное царство.

Властитель судьбы и венец мирозданья
все разум постиг, рассчитал расстоянья
во всех направленьях до края Вселенной.
Кто может поставить царя на колени!

Но что это, что тяжким шепотом давит
на волю царя – или разум оставил
его, или власть на земле пошатнулась
и ось торжества его перевернулась?

Он гол перед тем океаном бесстрастным,
как маленький Маугли в джунглях опасных.
Не выпустят царского жезла ладони.
Нет слов у него: “мы с тобой одной крови”.

Не хочет родни он на крае Вселенной.
Грозит океан, надвигается пеной,
и лепит из тяжких туманов виденья.
И тени бросают царя на колени.

Он – прошлого раб и заложник грядущих
времен. Перед силой волны восстающей
дрожит, лихорадочно перебирая
всей прожитой жизни витки и спирали.

Идет к океану неверной стопою
И вдруг вспоминает такое простое:
“за всех, кого мы приручили однажды,
мы вечно в ответе”. Иное – неважно.

И в воду ступает уже без боязни,
плывет, как навстречу заслуженной казни.
Но – в мудром спокойствии гладь океана.
И остров возник, как мираж, из тумана.

Все ближе, реальней становится остров.
А формула счастья – как солнце, как воздух
проста: ледяная вода у колодца
и в ведрах – два мира, два моря, два солнца.

И шея коня – в лебедином поклоне.
Два мира, две радости – хлеб на ладони,
две пары внимательных глаз, две тревоги
о будущем… Мягкая пыль по дороге.

В горячей пыли утопают копыта.
На острове детства – ничто не забыто.
Хранятся в траве его воспоминанья –
то плачут росой, то смеются цветами,
то солнцем сияют, то злятся ветрами…
Нас мучает память. Нас совесть тиранит.

© С.Т.А.
gur.sta@list.ru




Другие интересные статьи этого раздела:

А ты была...Два крыла у тебя, два крыла...Из вещей клинописи летМы в мир приходим, чистый и простой,А ночью – те же голосаКак будто стук какой-то, будто зовВ самое сердце – белые стрелы...Плач ЯрославныСтарый ГородСказкотерапия