Мы находимся здесь, 
чтобы внести свой вклад
в этот мир.
А иначе зачем мы здесь? Стив Джобс

Старый Город


Дмитрий Егоровский - Перед грозой

Художник Дмитрий Егоровский - Перед грозой

Сколько еще осталось стоять этому городу?
Он так стар, что не помнит многое из того, что видел, стал забывать то, что знал когда-то. Временами он впадал в странное состояние. И тогда он забавно, даже замысловато переплетал прошлое и настоящее, добавляя в них образы из будущего, всеми ожидаемого, но пока весьма туманного. И, не задумываясь, выносил все это из своего сознания на улицы и площади. А люди покорно принимали это за реальность. И только голодные, но свободные уличные коты шарахались в подворотни, осознавая своей звериной интуицией весь ужас происходящего. И, выглядывая оттуда, смотрели на одурманивание людей, не признающихся даже самим себе в своем одурманивании. Коты смотрели, невозмутимые и гордые, готовые в каждый следующий миг засмеяться, подобно мифическим сфинксам, возвещая миру о конце. Но в каждый следующий миг им было не до смеха - их гнал метлой чудом сохранившийся здесь дворник, или чудом появляющиеся еще здесь дети с визгом и топотом возобновляли старую игру в охоту на диких зверей.
А город жил, дыша воздухом, пропитанным тревогой и напряженным ожиданием. Он жил, стараясь не замечать, что многое в нем стало с ног на голову. Просто решил забыть, где ноги, а где та самая голова. Но из всего этого скопища сюрреализма еще оставались лазейки и узкие ходы — их оставил город для тех, кто не мог смириться и признать его вот таким дряхлым стариком, забывшим о добре, потерявшим смысл жизни. И для тех, кто находил эти ходы, он открывался другим — мудрым

и чистым. И, проникая в них, дети старого города, голодные и свободные, как их уличные братья-звери, попадали в иной мир. Нырнув в подворотню и сбросив свои маски добрых граждан под колеса летящих мимо лимузинов, они могли позволить себе открыть свои лица, дать отдохнуть им от духоты обмана, игры, притворства, побыть собой, с такими как они сами.
Но со стороны они казались детьми, играющими в свои странные игры. Но тем, кто смотрел со стороны было трудно да и не нужно понимать, что есть игра, а что — настоящая жизнь. Да и кто способен понять это? Разве что, птицы. Им видно оттуда — с колоколен и уцелевших куполов, кто есть кто, и если здесь играют все, то кто все же играет честнее. Но они не могут говорить, птицы. Или, может быть, мы не хотим их понять? Так или иначе, нам разбираться самим. Впрочем, каждый для себя уже разобрался. А остальные - сидят на асфальте.

Они сидели на асфальте и философствовали на непонятном языке, называемом непонятным словом. И те, кто не мог понять их языка, называли их сбродом и отбросами общества. А общество тем временем готовило новые декорации для следующего спектакля. И никто, даже самые активный и преданный его представитель, не знал, как начнется и чем закончится этот спектакль. И поэтому все смотрели телевизор, заставил себя верить обману волшебного ящика. А те, кто так и не научился верить обману, занимали свои надежные места на раскаленном асфальте. Они были странные и дикие с виду, потому что людям в масках было странно и дико видеть настоящие человеческие лица. И их называли сбродом
А птицы вздымались стаями над уцелевшими куполами, и видели все как есть, и знали, кто играет честнее.

© С.Т.А. , 92 gur.sta@list.ru




Другие интересные статьи этого раздела:

***Золото — осень. Дожди — серебро....Схлынули бури. Кончились беды.Завяжу в узелок, что скопилаЯ знаю, небо становится....Еще один шанс остаться живойо.ш.ПетербургВремяЗима оставит снег