Мы находимся здесь, 
чтобы внести свой вклад
в этот мир.
А иначе зачем мы здесь? Стив Джобс

Говорящий кот. Сказка


Художник Настя Слепышева, совместно с Дмитрием Егоровским 
Сумерки

-...Это время, когда приходит ночь, - оно мистически неправдоподобно. Ночь срывает маски с людей и вещей, обнажает их суть и заставляет быть чистыми. Но люди спят ночью, и, поэтому редко, кому удается увидеть их истинные лица. А у ночи есть свой голос — это голос тех, кто ушел. Он тихий и очень отчетливый. В нем много истин. Но люди спят ночью. И им не доступны эти истины. Дождь — верный друг ночи. Дождь — это слезы неба, которое плачет про нас, потому что мы — слепые котята, которые тычутся во что-то мягкое и теплое, ища добра, тычутся, ищут и не находят. А мы просыпаемся утром и думаем, что прозрели. Но это — обман. Мы — такие же, как вчера, и останемся таким и завтра, и всегда, пока не настанет время уйти в ночь. Мы боимся ночи и приписываем ей мистику и ужас, потому не способны зрить вглубь, вникать в суть, видеть в темноте. Но есть вера в магию ночи. И уставший странник однажды простирает руки к небу, прося сил для полета. Люди всегда хотели летать. Хотели и не могли, И придумывали легенды о крылатых, и называли сумасшедшими окрыленных. А окрыленные рассказывали о своих крыльях. Но им не верили, потому что верили только прогрессу и способность летать доверяли только машинам. И машины летали над землей, неся ей огонь и смерть. А люди так и не поверили, вернее — не увидели своих крыльев. Но, тем не менее, все люди имеют их. Как птицы. Но, так же, как и птицы, все люди очень разные. Одни, как куры, машут крыльями только из страха за свое, другие, орлы, — взмывают с места ввысь и, достигая ослепительного света, сгорают в нем. Третьи — прижимают слабые крылышки к тяжелому телу, пряча голову в песок, чтобы не видеть ничего, не достойного их зрения. Эти — летают днем, рискуя носить клеймо шизов. А те — только ночью. А вот те — они летят на кровь, их окрыляет запах крови, их окрыляет чужой стон. Впрочем, нет. Это не люди. Это вороны. А еще есть вОроны. Но это уже зоология. А я не люблю зоологию, потому что там режут лягушек. А они, быть может, тоже были птицами, но упали в воду. Не люблю зоологию и хожу в кино. А еще я не люблю физику, потому что физика стремится все объяснить. А это плохо, потому что если нет тайны, уходит вера. А без веры сохнет совесть, в потом — душа...

Она говорила еще долго — о крыльях, о вере, о пропущенных уроках, о чем-то, что искала и не нашла. Потом притихла, ища в темноте глаза того, кто слушал. Они горели, как две звездочки, умные и
лукавые, знающие Тайну и обещающие сказать когда-нибудь. Потом.
“Наверное, в ее подъезде тоже есть пес. А когда мимо пробегает пес, шерсть встает дыбом — это понятно,” — подумал кот и нервно дернул хвостом при мысли о противном создании.”Ничего, все собаки приходят и уходят,” — он был мудрым котом. Но редко говорил, потому что люди не верят в чудо, а при встрече с чудом стараются запихнуть его в какую-нибудь дыру. Он сталкивался с этим много раз и твердо решил с людьми держать язык за зубами. И уже не изменял этому правилу. За редким исключением.
И вот тут, перед ним, сидело и зябко куталось в плащ то самое исключение. Очень редкое. Он сунул голову под ладонь, мурлыча и твердо зная, что она-то как раз не удивится, когда он станет говорить,
не будет хватать и тащить его куда-нибудь демонстрировать. А пока он прижимал уши к затылку, щурился и мурлыкал.
Она опять заговорила, неожиданно резко:

” — Слушай, хватит щуриться. Я совсем тебя не вижу. Такая темнота."
Кот от удивления вздрогнул и открыл глаза.
— Ну, скажи что-нибудь. Что ты все время молчишь?
И она требовательно посмотрела на кота.
— А что ты хочешь услышать? — отозвался тот. — Допустим, я скажу что-нибудь эдакое мудрое — загонишь за кусок, как диковинку. Уж лучше молчать, право. И тебе, кстати, советую.
— Ого! 1:0! Коты учат! За два куска загоню! Кто только не учит: и ты туда же.
Он не ошибся, девчонка совсем не удивилась.
Окрыленная, — подумал кот. — И я ей не чудо.
Ему стало обидно.
— Да не дуйся ты. Ты же не удивляешься, что я сижу тут с тобой и философствую. А у меня завтра, то есть сегодня уже, контрольная. Да... представляю себе глаза Мымры, когда на традиционный вопрос, чем я занималась вместо того, чтобы готовиться, я отвечу, что беседовала с тобой.

— Мымра — это имя? Красивое имя. Знаешь, если имя красивое то и человек не плохой. Ты не бойся, она тебя не обидит.

— Куда ей, с таким именем. — Ей становилось весело. — А ты, наверное, Васька?
— Фи, как примитивно. Да у тебя не только по химии пара, но и фантазия — на нулях.
— Откуда ты знаешь, что именно по химии?
— А я много всего знаю. Вот, например, твоя Мымра доедет завтра до школы, вспомнит, что утюг не выключила и вернется. Впрочем, тебя это не спасет.
— Да? А, мне все равно. Так как же тебя называть?
“И пророчеству не удивляется, — обиделся кот. — А это же ненормально и даже оскорбительно.”
— Как хочешь. Мне тоже все равно.
— Тогда лучше никак, если все равно. А почему ты такой смурной вдруг стал?
— Да я, видите ли, к лаврам привык Но от тебя, вижу, не скоро дождусь.
— К лаврам? Оно и видно. — Хмыкнула Алька и небрежно провела рукой по спине кота, и на ладони остались клочья выпавшей шерсти.
— Слушай, давай рванем отсюда куда-нибудь. Тебе какой климат полезнее? Наверное, юг? Юг всем полезен. Там фрукты, хотя тебе по фигу. Ну, и мыши тоже есть.
— Мыши и здесь есть. Мне и здесь не плохо.
— Значит, ты умеешь жить, раз не плохо. Может научишь?
— Будешь издеваться — потеряю дар речи.
— Не буду. Научи меня жить! Как сделать, чтобы везде было хорошо?
— Это очень долго. У тебя контрольная.
— Зануда ты!
— Прекрасное имя. С ним я стану еще умнее... И научу тебя жить, — добавил кот вкрадчивым шепотом, похожим на мурлыканье
И тут Альке показалось, что все ей приснилось, что она сходит с ума, что не может эта тварь говорить, что завтра будет пара, потом — взбучка, потом — тоска, музыка, дождь и снова школа. А потом — долгая серая жизнь, жизнь без крыльев жизнь без говорящих котов, без чудес. Она резко встала, оттолкнула кота ногой и двинулась вон, через арку — домой.
— Стой — остановил ее окрик. Спина похолодела, плечи одеревенели. Она с трудом повернула голову и наткнулась на взгляд двух жёлтых лукавых глаз.
— Стой! Так не делают, мы еще не договорились — ты загоняешь меня за три куска или берешь с собой к морю? Я научу тебя плавать.
"Класс! Я действительно сошла с ума. Но какая находка. взамен!”
— К морю? У меня нет билетов....
— Урок первый. Не усложняй все и не придавай значения мелочам. А просто иди, куда хочешь. Только подумай, надо ли туда идти.
— Ну ты, философ! Иди на ручки. Мы едем на вокзал.

Дальше шла мистика. Выйдя из арки с тяжеленным котом на руках, Алька увидела зеленый огонек такси, спокойно подошла и, плюхнувшись на заднее сиденье, спокойно бросила:”вокзал”.
Подъезжая к вокзалу, она сунула руку в звенящий медью карман, извлекла оттуда какую-то бумажку и протянула её шоферу, который хмыкнул покосился на кота и вернул ей две другие, которое мог бы назвать сдачей, если бы знал это слово. .
После недолгих уговоров кассирша дала Альке билет.
Завернув драгоценное животное в плащ, Алька беспрепятственно проникла в вагон поезда, который с минуты на минуту должен был отправиться. Ни о чем не думая, она словно плыла по течению. “Если дует попутный ветер — ты обязательно попадешь туда, куда тебе следовало попасть" — то ли сказал кот, то ли ей почудилось в полудреме между окном и дородной тетей, которая всё угощала и угощала Альку пирожками, сокрушаясь ее худобе, пока девочка не забылась тихим, похожим на летнюю ночь, спокойным сном.
“Это подул попутный ветер” — подумала Алька уже точно во сне.

Реально она ощутила действительность. лишь коснувшись босыми ногами земли, когда они ушли уже далеко за город — шли как странные гости из другого мира - хрупкая девочка и огромный кот. Только теперь, на воле, Алька разглядела его. Рыжий. Почему не черный? И совсем не облезлый, даже роскошный, пушистый. Они вышли на пустынный пляж. Почему так пусто? Сентябрь — бархатный сезон...

— Ты хотел научить меня плавать.
— Зачем? Ты же умеешь....
— Нет.
— Умеешь. Входи в воду и плыви.
— Попробую. С тобой не страшно.

К вечеру она уже плавала какк рыба. И не верила своему телу, ощущающему упругость волн, не верила своему разуму, верящему в говорящего кота, не верила своим
ушам, когда слышала по телефону спокойный голос матери, убеждающий её не простудиться и обязательно найти приличный отель. Смех — отель! Но смех-смехом, а номер в гостинице ей предложили с такой радостью, как будто именно ее ждали все эти долгие годы, что стоит город.
— Ну, что все это значит? — уставилась Алька на кота, развалившегося в мягком кресле. - Ты мне можешь объяснить, когда я проснусь.
— Когда хочешь, - спокойно мяукнул кот — Скажи, и я сбегаю за билетами. Прямо сейчас.
— Билетами куда?
— Обратно.
Ее обдало холодом. Не надо ее гипнотизировать
— Куда "обратно"?!
— Назад, в ту жизнь, куда ты допустила "плохо” и смирилась с ним. Так же легко смирилась, как потом — с присутствием в твоей жизни говорящего кота. А теперь ты зовешь “плохо” сюда, потому что не можешь просто жить, без проблем...
— Это проблемы без меня не могут.
— А ты не перебивай. Проблемам с тобой хорошо. Им нравится, когда их не гонят и не решают, а ласкают, любят их и только их, говорят о них, страдают за них. Проблемы — тоже люди.
— Так. Значит, я вернусь домой и скажу себе, что "всё в кайф". И все будет в кайф?
— Да. Только надо точно знать, где твой дом.
— Так. Стоп. Хватит на сегодня. Что у нас на ужин? Тебе кофе с молоком или без?
— Со сливками и лучше без кофе.
Алька нащупала рукой шелковистую спину кота
— Ты сменил шубку, — заметила она. — Там, во дворе, ты был облезлый, грязный.
— Это твое сознание было загрязнено, — обиделся кот. Когда на душе скребут собаки, всё вокруг кажется отвратительным. Люди окружают себя тем, что есть у них внутри. И называют это "гармонией". Они изменяют мир по своему подобию, вместо того, чтобы увидеть красоту мира и вписаться в него, стать достойными того, что их окружает...
—Прекрати!Что прекрасного меня окружает? Зануда! Дома — скрип. На улице — слякоть. В школе — глупая возня и бесконечные наставления, оскорбления, запреты... То ли дело здесь!
— А что здесь? Небо. Солнце. Днем — жизнь. Ночью — сон. Разве это не доступно везде?
— Ты меня утомляешь. Я подумаю. Расскажи лучше сказку.
— Хорошо. Только не выдирай мне шерсть.
— Нервы.
— У меня есть когти. Думаю, ты не хотела бы услышать слово “нервы” от меня?
— Ты хотел рассказать что-то....
— Да? А мне показалось... Ну, ладно.
Давным-давно, в далеком городе, на одной чудесной помойке родился премилый маленький котёнок. Он очень любил свою помойку и большого зверя, который приходил, забирал ящики со всякой всячиной и ставил новые, пустые. Зверь говорил что-то котенку, но тот не понимал странного языка. А однажды котенок забрался к нему на спину и зверь унес его далеко-далеко... Спишь? Чудесно. Значит, сказка была не так уж плоха.
— Плоха! Я засыпаю, когда мне уже не интересно.
— Я забыл все хорошие сказки. Когда у тебя пройдут нервы, тогда и поговорим. Спи. — Он встал, грациозно изогнулся и с достоинством победителя направился к окну.

Алька проснулась поздно. Лениво потягиваясь, подошла к окну. Ласковое южное солнце играло на листьях никогда не увядающих экзотических деревьев. Начинался еще один волшебный день. Сколько их прошло? И сколько еще осталось? Она не знала. И не хотела знать. Сейчас — это всегда. Сейчас хорошо, значит хорошо будет всегда, пока не кончится. Но, если думать о том, что это может кончиться, то кончится сразу. Но где же этот, который все знает? Это животное всегда внезапно появлялось и так же внезапно исчезало. Чтож, это его право. Каждый имеет право на то, что умеет. А кот умеет неслышно подкрадываться.
— Собирай чемоданы. Мы едем к маме.
— Какие чемоданы? К какой маме? — возмутилась Алька, нехотя отрываясь от созерцания природы.
— К твоей маме. Хватит. Хорошего — понемногу.
— Без меня. Мне тут нравится.
— Будешь бунтовать — потеряю дар речи. Держи. Это билеты. И помни, что говорил старик-кот: “Хорошо там, где мыши."
— Ты хочешь сказать: хорошо там, где мы?
— О, ты стремительно умнеешь, крошка! Может быть Мымра поставит тебе тройку с плюсом.
— А ты?
— А мое дело— ловить мышей.

Алька остановилась у подъезда, когда асфальт порозовел в лучах восходящего солнца.
— Ты вернешься? Ты не бросишь меня? Эй, ты не потерял дар речи?
— Удачной контрольной!
Алька легко взбежала по лестнице и нажала на кнопку звонка; вниз важно прошествовал огромный черный дог, помахивая смешным, тонким и длинным, как у крысы, хвостом. "Туго придется песику" — решила Алька. Не успела она переступить порог, как раздался телефонный звонок.
Звонила Милка:
— Ты собираешься? Зря. У Мымры облом. Пожар, говорят.... Ага, ко второму. Я зайду к тебе.
Не успев сказать ни слова и онемев от удивления и какого-то странного предчувствия, Алька опустила трубку на рычаг. И тут же межгород. Это была горничная Вера.
— Аля, милая, как доехали? — ворковала она в самое ухо. — Какой у вас чудесный котик! Аля, вы забыли плащ. Да, скажите адрес, я вышлю...
Алька, не помня себя, продиктовала адрес. Ее хохот накрыл частые гудки в телефонной трубке, звонок в дверь, автомобильный гудок за окном и визг обезумевшего от злобы соседского дога. Так значит, это все — правда?! Она распахнула не запертую на замок дверь.
— Ты все еще там? Заходи, заходи скорее. Мил, какое сегодня число.
— 17 сентября. Да что с тобой? Ты загорела...
— Я в полном порядке. Слушай, тут такая феня... — и она долго рассказывала, сбиваясь, запинаясь, тараторя, перебивая сама себя — с начала, с конца, потом опять с самого начала.
Слегка вытянутые к вискам глаза Милки стали миндалевидыми, потом — круглыми, потом — на выкате. наконец, когда Алька кончила про Верин звонок и плащ, Милка рассмеялась:
— Слушай, ты не заболела? Градусник есть? - и положила ладонь на лоб подруги. — Так,в школу не идем. Будем тебя лечить.

И вдруг обе вздрогнули и застыли от оглушительного грохота, звона разбитого стекла и удара чего-то большого и мягкого о пол. Они влетели в комнату.
центре ковра сидел огромный рыжий кот и выбирал лапой осколки разбитого оконного стекла из своей шикарной шубы. Он поднял на Альку глаза: не по-кошачьи, и даже не по-собачьи, а как-то по-детски виноватые, и смущенно произнес:
— Ты прости... Но этот дог, он уже достал...

Таксист-трепач развлекал очередного пассажира рассказом о том, что вез вчера девочку с говорящим котом..,
- Нет, ты не понял, — горячился он, — кот не говорил. Но он мог бы. Ты понимаешь, он мог!
Вдруг — толчок, визг тормозов, машина на тротуар. Шофер гневно распахивает дверцу:
— Эй, чья собака?!
На дороге, не отвлекаясь ни на что постороннее, сидел черный дог и охрипшим уже голосом выл, рычал, даже поскуливал на разбитое окно во втором этаже, из которого вырывались раздуваемые ветром, как паруса, белые тюлевые занавески. Они так яростно рвались с карниза, что казалось — еще пара выбитых окон — и дом полетит. С места. К ослепительному свету. Но так только казалось.
Алька уже вызвала стекольщика. И через час все встанет на свои места: занавески будут плавно покачиваться за стеклом, дога поведут домой, таксист поедет на вызовы, Мымра потушит пожар и вернется, чтобы ставить двойки, Алька сходит на почту за посылкой. А Милка будет держать язык за зубами: охота ей таскаться с апельсинами в больницу к этой сумасшедшей.
— Верно, детка, — вник кот. — Зачем так далеко ходить с апельсинами. И уже совсем по-одесски добавил: — Вы, конечно, можете смеяться, но я сам люблю апельcины.
Аля вошла в коридор, захлопнула дверь и услышала мамин голос:
— Аля, это ты? Что там у тебя? Посылка? Откуда? Да, твое животное ничего не есть. Корми его сама.
Алька долго возилась с посылкой. Наконец, крышка отлетела, коробка перевернулась, и на пол посыпались огромные ярко-оранжевые апельсины. На дне лежал аккуратно сложенный плащ и письмо. Пока Аля разворачивала и читала его, откуда-то сверху не по-кошачьи грузно свалился кот и, радостно урча, стал катать по полу апельсины, раздирать их когтями и, обдавая все вокруг сладким душистым соком, поедать один за другим.
Он же говорил, что любит апельсины. Чтож — это его право. Каждый имеет право на то, что у него есть.

© С.Т.А. , 93
gur.sta@list.ru

 




Другие интересные статьи этого раздела:

    Сказка о медвежатахГоворящий котНаполнитель для дуры